Остров, где восходит солнце - 1 глава (продолжение)

[tasmania_gal]

Паспортный контроль – часть 2

часть 1

- Так, ты здесь посиди пока, я сейчас вернусь. – Демидыч при приезде в любую страну, даже если и в сто двадцать первый раз, в аэропорту садился за столик с хорошим обзором и наблюдал.
- Хорошо помогает понять, кто ты и где ты, - написал он Дашке до того, как они встретились в Австралии. – Сядь, возьми себе кофе или сок какой и оглядись вокруг. Не надо никуда бежать, искать такси, думать о гостинице или о еще каких бытовых мелочах. Успеется. Если сразу побежишь, так всю проездку бестолково и пробегаешь.

Дашка поставила оба рюкзака поближе и осмотрелась. Кафе, люди, туалет, еще люди, выход с летного поля, опять люди, люди, люди. И дети. Очень много детей. И все на тебя смотрят. В упор, не отрываясь.

Дашка вытащила распечатку по Восточному Тимору с сайта одного из «бывалых» путешественников. Бывалыми считались те, кому по молодости хватило смелости и финансов проскакать галопом по n-ному количеству удаленных от России стран, пожить по неделе в каждой и описать свои приключения в заранее заведенном жж-журнале по принципу «здесь Вася побывал и выжил». Отчеты таких путешественников обычно сдобрены перечислением цен на продукты питания и на койко-места с сортиродушем в местных отелях, проиллюстрированы плохого качества фотографиями памятников архитектуры и сладко улыбающихся местных жителей. Поиграют такие путешественники в Миклухо-Маклаев и рассказывают в старости внукам, что в двадцать пять все себе доказали, поняли, как мир устроен, вернулись домой, в теплую квартиру, нашли работу непыльную и успокоились.

«Здесь был Вася и выжил». Не думают путешественники, составляя свои отчеты, что неделю без ущерба для психики, физики и иных систем жизнеобеспечения можно продержаться где угодно. Гостиницу найти без проблем, еда на каждом шагу, и единственное, что от тебя требуется, - соблюдать правила личной гигиены и не попадать в неприятные ситуации, что еще и умудриться надо, чтобы сделать, т.к. на туристических маршрутах никто из местных деньговымогателей не заинтересован, чтобы ты раньше времени окочурился.

В распечатке полезной информации было мало. Жарко, дорого, нестабильно. Жарко, потому что тропики. Дорого, поскольку в магазинах пусто, а официальная валюта доллар – прямо как в России в начале девяностых. Нестабильно благодаря борьбе тиморского народа за независимость с очередными угнетателями. В вопросах независимости Восточному Тимору не везло с 16 века. Или даже раньше.

В 1511 году до Тимора добрался португальский картограф и романтично назвал его островом сандалового дерева. Ценное для «понимающих» белое сандаловое дерево давно служило объектом торговли. С острова его вывозили в Индонезию и Индию еще до появления европейцев, и даже в китайских летописях Тимор засветился как Ти-Ву. Помимо сандала у туземцев своих забот было предостаточно – поесть, поспать, размножиться, а вечером посмотреть на закат и задуматься о вечном. Остров был поделен на мелкие королевства, которые вяло воевали друг против друга, отрывая в случае особого интереса головы. Соотечественники картографа, оценив обстановку, презрев романтику и подсчитав барыши, засандалили на острове свою колонию. И якобы с этого момента началась борьба тиморского народа за свою землю и против проклятых оккупантов.

Португальцев не только сандал интересовал. В 1556 году в местечке Лифау, где позже был образован восточнотиморский анклав Окусси, появились монахи-доминиканцы с целью обратить неверных в правильную католическую веру. Согласно преданию, как-то раз огромный корабль появился на горизонте, на нем был большой бородатый мужчина с черном, со звездой во лбу и золотым диском на груди. Сказал монах посланникам местной королевы, что прибыл он проповедовать истинное слово Божие и желает, чтобы местный народ его выслушал.

Королева ответила отказом, хотя милостиво разрешила пополнить запасы питьевой воды. Не заметила она и не заметили ее люди, как чужеземцы вынесли на берег огромный якорь, который тяжелой цепью приковал остров к кораблю. Когда пришла пора уплывать, монах поднял взгляд к небу, сложил руки на груди и отдал команду матросам. Корабль двинулся, но – о, Боже! – остров тоже сдвинулся с места. Тиморцы побежали к якорю, одни рубили его мечами, другие жевали бетель и выплевывали магическую жвачку на цепь, чтобы она разрушилась. Ничего не помогало.

Взмолились туземцы. «О, Бог всех морей и океанов, Бог глубоких вод и песчаных пляжей! Пожалуйста, оставь нашу землю, не забирай нас с собой». И ответил монах: «Раз вы не захотели услышать истинное слово Божие, придется мне забрать ваш остров и увезти его вместе с вами в мои края». Заплакали туземцы: «Пожалуйста, останься здесь, но только не увози нас с собой».

Корабль остановился, остров остановился тоже, монах сошел на берег. Королева уж было хотела поцеловать ему руку, но монах вскричал: «Не прикасайся, я святой человек». Уверовали туземцы и посчитали монаха и впрямь святее всех местных святых. Королева устроила в честь прибывших пышный прием и пожаловала дом на берегу. Монах разъяснил туземцам слово Божие; так королева Лиуфау и ее подданные стали христианами.

Если отмотать еще пару веков назад, выясняется, что португальцы были не первые, кому остров приглянулся. Пришедшие якобы с Малайского полуострова в 13 веке в поисках лучшей доли тетуны отнюдь не мирными методами оттеснили коренных обитателей - атони - на запад, а завоеванную территорию поделили по-братски или по-честному. Они привнесли на остров такие достижения цивилизации как собственность на землю, разделение на высших и низших, необходимость религиозных обрядов и прочую социально-государственную лабуду. По слухам, и с охотой за головами тетуны мирных атони познакомили и вынудили тем самым к новым условиям жизни приспособиться.

Тетуны жили на востоке, атони на западе. Португальцы селились в портовых городах, вглубь острова пока не совались. Закат по поводу колонизации никто не отменял, а с остальным мы справимся, подумали тиморцы. Хочешь независимости, забирай семейство и уходи в горы. Хочешь жить в городе, играй по предложенным правилам. Будешь хорошо себя вести, получишь государственную должность, зарплату, дом и жену-полукровку. И не все так плохо. Португальцы привезли с собой много нового – ружья, лошадей, хлопок, кукурузу, золото, ткани. Кофе начали выращивать. И еще один положительный момент – сколько можно жениться на близких родственниках, свежая португальская кровь будет очень кстати. Так что, места всем хватит. Обрадовались португальцы и только приготовились зажить в обретенном раю долго и счастливо, как через сто лет появились голландцы и предъявили предъявы на его западную половину. Пришлось поделиться. Так спокойная жизнь закончилась.

Не допустить захвата всего острова голландцами. Заставить местных королей присягнуть португальской короне. Обратить местное население в католицизм. Цели португальцы формулировали просто, но выполнять их оказалось сложновато. Голландцы закрепились на западе, уходить не собирались, строили свои планы по колонизации и периодически выдавали португальцам на орехи. Короли местные не прекращали межусобицы, и работы с ними было хоть отбавляй – хитростью, коварством, а то и грубой силой нужно было ослабить самое могущественное королевство Wehali, а вслед за ним в остальных установить свои порядки. Что касается католичества, в удаленных местах народ может и крестили, но они продолжали выполнять молиться своим богам и жить так, как привыкли. Пришлось строить дороги, что вышло не скоро, только к началу 20 века.

В 1702 году португальский губернатор был назначен для руководства островом, как факт признания новой колонии. Тиморцы сопротивлялись отчаянно, устраивая местного значения войны, а один раз даже собрав 4000 человек, впрочем, восстания постепенно удавалось подавить. Голландцы тоже не успокаивались, им помогали топассы – потомки браков португальцев и местных. Португальцев вытеснили из Лиуфау, так в 1769 году в прогнившем от малярии месте был построен город Дили – столица португальского Тимора и столица нынешнего Тимора-Лесте.

В началу 20 века остров Тимор официально разделили на западную голландскую часть и восточную португальскую. Для Португалии Тимор был «последним бунтовщиком», колонией, где срочно нужно было навести порядок. Для этого было принято решение раз и навсегда покончить с местными королями и ввести новую территориальную единицу – военный округ, уже со всеми вытекающими последствиями: территориальными законами, сводами правил «чего можно, чего нельзя», солдатами для поддержания требуемого порядка и тюрьмами для тех, кто этот порядок нарушал. Пятнадцать военных округов управлялись из Дили, а губернатор отчитывался напрямую в Лиссабон. В 1912 году была попытка еще одного восстания, его быстро подавили, а с ним и остатки надежды на независимость.

Порядок обустроили, но начались проблемы другого характера. Чтобы вернуть к жизни умирающие плантации кофе и торговлю сандаловым деревом, пришлось повысить налоги и ввести обязательную трудовую повинность. Не особо получилось. И с этого момента медленно, но верно португальский Тимор был предоставлен самому себе. Денег колония не приносит, зачем она нужна, подумали португальцы. Нам с другими колониями проблем хватает.

В начале второй мировой войны португальцы удрали, а на остров высадилась очередная партия иностранцев – австралийцы, с целью предотвращения японского вторжения. Японцы и правда появились, началась война, потери с обеих сторон были небольшие, а вот местных, выступивших на стороне Австралии и ввязавшихся в чужой конфликт на собственной земле, поубивали тысяч пятьдесят. Зверствовали японцы, согласно рассказам очевидцев, по страшному: еду забирали, дома жгли, молодых девушек насиловали, мужчин заставляли работать, за любое неподчинение – расстрел. Вроде как вырезали целые деревни, оказавшиеся на территории, где австралийцы успешно партизанили. В 1943 году японцы вытеснили австралийцев, а в 1945 году и сами вынуждены были убраться восвояси. Как не странно, в отличие от индонезийских островов – голландских колоний, воспользовавшихся японской оккупацией, чтобы обрести независимость, Восточный Тимор ждал, когда португальцы вернутся. Индонезия под шумок независимости забрала западную голландскую часть Тимора, а восточная оставалась вялотекущей португальской колонией до 1975 года, пока новое португальское правительство не отказалась от всех заморских владений.

Наконец-то эти умники отсюда свалят и мы сможем жить так как хочется, подумали восточные тиморцы; на скорую руку образовали три политические партии и в ноябре 1975 наконец-то объявили себя независимыми. Руководила процессом партия Fretilin, и вроде у той неплохо получалось. Индонезия активно не согласилась и начала в декабре того же года процесс «интеграции» Восточного Тимора якобы в целях воссоздания «целостности» острова, а также против социализма, с которым Fretilin ассоциировался. В прессе писали, что за день до интеграции в индонезийской Джакарте побывали хорошо известные в широких кругах Киссинджер с Фордом. Которые совсем не обсуждали планы Индонезии относительно Восточного Тимора. И представители от Австралии. Которая притворилась, что ее эта тема не касается. А еще за полтора месяца индонезийцам пришлось устранить австралийских журналистов, оказавшихся в к западу от Дили на пути у войск, замаскированных под локальную полицейскую проверку. Чтобы они раньше времени дров не наломали.

Момент икс наступил 7 декабря. В первые дни Operasi Seroja только в Дили погибли 2000 человек. Fretilin оказала сопротивление, показав отличные навыки партизанской борьбы против большой, но плохо организованной индонезийской армии. Индонезия взяла численностью, хотя Falantil – военное подразделение Fretilin – продолжало активно бороться вплоть до 1977 года. В 1978 году началась компания «окружения и уничтожения» остатков Falantil в горах и центральной части острова. Из 80 000 восточных тиморцев мужского пола были образованы две непрерывные человеческие шеренги, которые прошли по направлению к друг другу с запада и с востока, вынуждая партизан сместиться в центр. Всех поймать и уничтожить все равно не смогли.

В 1989 году Восточный Тимор был открыт для туристов, а двумя годами позже произошла трагедия на кладбище Санта Круш. Тысяча человек пришли почтить память борца за независимость, индонезийская армия открыла огонь по толпе и попала во все западные газеты. Пришлось признать 19 смертей из 250. В целом, количество восточных тиморцев в результате военных действий, голода и эпидемий за время интеграции сократилось по разным сведениям на 100 000 – 250 000 человек, и это при общей численности населения в шестьсот тысяч.

Вплоть до 1998 года Восточный Тимор жил как 27ая индонезийская провинция. Дороги были построены, госучреждения разные. Туристы редкие заезжали и торговля шла не шатко, не валко. Вдруг, откуда не возьмись, экономический кризис. От индонезийской рупии пошли круги по воде, и начались беспорядки по всей стране, с которыми армии не удавалось справиться. Пришлось президенту Сухарто уйти в отставку.

Беспокойства доставляли три индонезийские территории: Ачех, Ириан Джайа (Папуа) и Восточный Тимор - требуя независимости и самоопределения. Не без наводки ООН, новый президент Хабиби задал восточным тиморцам вопрос, требующий определенного ответа. Готовы ли восточные тиморцы жить отдельно от Индонезии. 78% восточных тиморцев неожиданно высказались утвердительно. Начались не то, что беспорядки, начался конец света. Кого не убили, тех депортировали, остальным удалось убежать в горы. Что не смогли вывезти, сожгли синим пламенем на месте. Три четверти зданий в Дили были разрушены. А для полноты картины в Суайе убили около 200 человек, спрятавшихся в церкви. Включая трех священников. Что опять попало в западную прессу.

Хабиби запросил помощь ООН. Так в Восточном Тиморе появились очередные иноземцы, на этот раз с миром и по официальному приглашению. Интерес к Восточному Тимору был обусловлен не только помощью против оккупантов. Одновременно с независимостью, встал вопрос о нефтедобыче. Нефть оказалась в глубоком синем море в территориальных водах Восточного Тимора, и было понятно, что сами тиморцы со своей нефтью не справятся.

Постепенно вопрос с отделением от Индонезии был решен. ООН-овцы порядок в стране контролировали до 2002 года, когда была провозглашена вторая независимость Восточного Тимора. И продолжили контролировать лично по просьбе восточнотиморского президента, дабы не оставлять ни его, ни его помощников, ни мирных жителей на произвол судьбы в стране, основной доход которой до сих пор состоит из иностранной гуманитарной помощи. В основных помощниках числилась Австралия, которая стала поддерживать самое молодое государство в мире с прицелом на совместный нефтяной бизнес.

Разговоры по постепенном выводе сил ООН из Восточного Тимора начались еще в 2004 году. В наследие стране должны были остаться свежепостроенные гостиницы, дорогие рестораны и зачатки туристического бизнеса. Только карма это или какая непонятная привлекательность Тимора для зарубежных гостей сработала, ООН-овцы до сих пор здесь живут и съезжать в ближайшее время не собираются. Пропадем мы без вас, сказали тиморцы. Пропадете вы без нас, сказали ООН-овцы. Но мы вас не оставим. Будем жить здесь долго и счастливо. Вот тебе, батенька, и Юрьев День.

- Что там спросил австралийский начальник? Чего в Демократической республике Тимор-Лесте делать нормальному человеку? – подумала Дашка. – А тут еще Демидыч со своим «кто я, где я». Понять бы, кто я, для начала. Жила-была городская девочка. Танцевала, рисовала, работала и была радушной хозяйкой в собственной квартире. А потом бросила все и уехала. И скитается уже год. Не одна, конечно, в прямом смысле слова. Но ответственность за себя, любимую, совсем другая.

Дашка вздохнула. Демидыч в ответ на экзистенциальный вопросы раскатисто смеялся и снисходительно предлагал всякой ерундой себе мозг не забивать. Живи как живется. Что происходит сегодня, то и происходит. Как ты реагируешь, такая ты и есть. А хорошо это или плохо – гони подобные мысли, т.к. в реальном мире, настоящем, никем не регулируемом, таких понятий не существует.

- Чего грустная такая? Надо бы ехать.
Демидыч глотнул воды из маленькой бутылки стоимостью один американский доллар и рявкнул:
- Такси, мужики.
Мужики ростом в 160 см, одетые в штанишки цвета хаки и застиранные футболки, деловито встрепенулись и важно запросили:
- Десять долларов, мистер.
Такси за десять долларов предназначалось для неопытных туристов-бэкпекеров и для рядовых сотрудников ООН, которых почему-то не встретили в аэропорту.
- Ошибочка, мужики, - заржал Демидыч. – Мы и за пять не поедем.
Договорились на четырех с залетным таксистом. Всю дорогу он по-детски искренне радовался, потирал ладошки и смеялся, как это ему удалось обхитрить аэропортовскую таксистскую мафию и увезти с собой пассажиров.

- Куда я еду? – подумала Дашка. Экзистенциальный вопрос настойчиво требовал себе место в замороченной Дашкиной голове. – Хочу ли я, могу ли я… Да у тебя, душа моя, крыша поехала. А, да ладно. Приедем на место и разберемся.