Дашка и Д – 3 глава - Красота по-балийски
Dec. 7th, 2009 11:56 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)

3 глава – 1 часть
- Даша! – продвинутая балийка Кадек Вайюни изобразила радость и чмокнула Дашку в щеку по-западному. Кадек или Юни, как ей больше нравилось, чтобы ее называли, побывала замужем за американцем китайского происхождения. Джим был старше лет на двадцать пять и за непродолжительный период брака постарался привить Юни хорошие манеры. С обоими Дашка познакомилась полгода назад, устроив себе месячный передых от Восточного Тимора.
- Ты как? Ты откуда? Конечно, мы комнаты сдаем, для тебя всего пятьсот тысяч в неделю. Ты посмотри, если она тебе понравится - ок. Не понравится, тоже ок.
- Да мне все равно где жить, когда я работаю, - пробормотала Дашка. – Нормальная комната. И цена подходящая.
Дашка поднялась на второй этаж одной из построек большой китайско-балийской территории, отгороженной от соседей высоким забором с колючей проволокой и битым стеклом. Территорию в скором будущем ждал передел, поскольку Юни нашла себе второго мужа, серба, бракосочетание с которым должно было состояться через три дня. Китаец замужество поддерживал, хотя ревновал, и сам настоял, чтобы новообразованная семья не переезжала. В смысле не уезжала и не увозила с собой общего ребенка Джессику. До женитьбы на Юни детей у Джима не было. В его комнате висела фотография, на которой сам Джим выглядел молодо и бодро, а Джессика цеплялась ему за шею как мартышка и улыбалась от уха до уха. Пять лет спустя Джим был уже не тот, да и девочка выросла в самостоятельную и своенравную особу.
- Даша, если тебе интересно, я тебя приглашаю на свадьбу. Будет по балийской традиции.
Только это не настоящая свадьба, - добавила Юни, понижая голос, чтобы серб не услышал. – Мы с Джимом тоже не женились по-настоящему. Официально не расписывались. Иначе пришлось бы сейчас делить имущество и прочей фигней заниматься.
Нажитое имущество было записано на дочку, поскольку китаец бывшей жене не доверял, а с оформлением собственности на него, иностранного подданного, были некоторые технические трудности.
- Нужно саронг надеть. Чтобы по правилам. Я девочек попрошу, они тебе дадут. И пояс. А наверх можно рубашку любую. Чтобы руки были закрыты. Я свадьбу затеяла больше для родственников, чтобы отстали. Им важно, чтобы свадьба была. Я и без свадьбы могу обойтись. Бица! Иди сюда! Я вас познакомлю.
Бица подошел и голосом строгого пионера-отличника поздоровался. По-английски он говорил плохо, бахасу пока не выучил; любви это не мешало, но утверждению статуса нового хозяина на старой территории, у ворот которой большими буквами до сих пор было написано Bali Jim, не способствовало. Бица избрал тактику «не напором, так измором», ходил в саронге, складывал руки лотосом, входя на кухню, говорил selamat pagi и копировал Юнину интонацию, если нужно было отдать распоряжение pimbantu . С бывшим мужем своей будущей жены Бица старался быть вежливым, предлагал ему бутерброды за завтраком, от которых тот невежливо отказывался, поскольку позиций главы семьи сдавать так просто не собирался. Джим все еще называл бывшую жену «monkey», по привычке флиртовал со служанками, но гостей собирал все реже и реже и планировал переселиться на маленький островок Gili Gede в одноместное бунгало на конце длинного пирса.
- Надо же, как быстро все изменилось, - подумала Дашка. – Еще в январе здесь было интересно. Какие люди жили. А сейчас…
В январе жильцами числились секс-обворожительный иранец, со второго этажа роскошной комнаты которого каждое утро спускалась новая девушка. Майя, престарелая хиппи из Германии, неясно чем занимающаяся и на какие средства жившая, родственная душа престарелой Юниной мопсихи Йинь-Йинь, подставляющей каждое утро свой мокрый нос Майе для поцелуя. И русская пара странствующих художников, успевшая от финансовой безысходности отметиться волонтерами в Arte Moris, арт-школе Восточного Тимора. Художники по утрам обычно спали, а днем были заняты важным делом – поиском постоянной работы в любой другой азиатской стране. Бали им обрыдл еще в прошлом году, но со своей земли не отпускал, денег зарабатывать не давал и грозил творческим кризисом, если не появится добрая душа, способная дать ребятам денег и хороший пинок под жопу подальше от хандры и затягивающей балийской псевдотворческой атмосферы.
К вечеру подтягивались Хенрик, бывший бой-френд Юни. Широкоплечая и крепко сбитая девушка-даяк с острова Калимантан в неизменном красном топе, из-под которого выглядывал черный лифчик – не дающий покоя иранцу. Творческие и околотворческие друзья Джима. Учительница рисования из Голландии с прической «два хвостика над ушами». И Дашка.
Джим заказывал еду из ресторана и балагурил. Юни меняла наряды. Майя ругалась с иранцем. Иранец наставлял на истинный сексуальный путь молодых туристок. Хенрик любопытствовал и налегал на еду. Девушка из Калимантана хихикала. Учительница расспрашивала Дашку о Восточном Тиморе. Художники угощали борщом и жареной картошкой. Дашка знакомила желающих с русским народным творчеством, подключая к ноутбуку мп3-плеер с поющими бабушками.
Не прошло и полгода, в хоромы иранца переселились Юни с Бицей, комнату художников переоборудовали под жилье для дочки, а в бунгало Майи въехал недалекий и неталантливый австралийский сёрфер-видеооператор, прошлое которого, отмеченное пристрастием к чудесной траве под названием марихуана, наложило след изрядной помятости на его загорелое лицо. Сёрфер был еще молод и надеялся на лучшее. Таких как он на Бали быстро брали под уздцы проворные балийские девочки, делая из них честных мужчин под свои запросы. Девочка сёрфера приехала с Явы, в ней сочетались манеры завуча начальной школы и умение красиво одеваться. Для возрождения сёрферу ровно это и было нужно.
Юни попыталась продолжить традицию ужинов, пригласив друга Бицы, сёрфера с девушкой, своего брата с невестой, Бицу, Джессику, Дашку и внезапно приехавшую из Убуда сорокалетнюю журналистку из Малайзии с некрасивым для русского уха именем Азлина.
- Ах, - радостно вздохнула Юни. – У нас все по парам. Ну, почти…
В n-ной серии «Секса в большом городе» Миранде пришлось притвориться лесбиянкой, чтобы вместе с «подругой» получить приглашение на ужин домой к начальнику. Юни притворилась, что за ее столом не было одиноких девушек.
- Мой брат скоро женится, - сказала она. – И Шон скоро женится. А друга Бицы мы поженим на Джессике.
Друг как-то не согласился, посмотрел на Дашку призывно и сказал:
- Она мне как сестра.
Других тем для разговора Юни не нашла.
- Угощайтесь, - предложила она, потянувшись первой за куриными сатэ. - Здесь каждый что-то приготовил. Девушка Шона сделала салат.
Салат состоял из крупно порезанной вареной моркови, яичных белков, белесых огурцов без кожуры, помидоров и листьев чего-то там зеленого. Съедобным можно было назвать сатэ и курицу тушеную с картошкой, которую приготовил Бица. Чтобы заодно и самому поесть. По части индонезийских привычек в еде молодой муж пребывал в расстройстве. Не один раз Дашка заставала его на кухне, вопрошавшего шепотом:
- Милая, а где мясо?
Рис кроме Бицы не любили Йинь-Йинь и писклявый рыжий кот. Они придерживали лапой плошку, выбирали из риса редкие куски мяса или рыбы, предлагая муравьям доедать остальное. Бице на обед могли предложить смесь из риса, овощей, картошки и остатков курицы, пережаренных в воке на растительном масле и политых густым соевым соусом для вкуса и запаха. Хорошо поблизости были рестораны.
- Мне так надоели рестораны! - восторженно делилась с Дашкой Юни, когда Бица уехал домой на два месяца. – Мы каждый день в ресторанах. Джессику после школы везу в ресторан обедать. Я хочу как все. Хочу проще быть. Дома приготовить что-нибудь. Лапшу, например. Я так люблю лапшу! Только на ней бы и жила. Вчера я в первый раз съездила на рыбный рынок. Там так дешево, так дешево! Кальмары 20 000 рупий. Рыбу купила. Хочешь, в следующий раз со мной поехать?
Приглашение «поехать куда-нибудь со мной» было не первым. В последний момент Юни испарялась, а на следующий день охала «я тебя повсюду искала, но не нашла».
Юни разыгрывала из себя богатую землевладелицу и бизнес-леди. Бица спесь немного сбивал, в его присутствии Юни сбрасывала лет десять и становилась иной – немного застенчивой улыбающейся девчонкой, смущенно, но с радостью в сердце отвечавшая ему: «Yes, my love!». Бица старался, но не все в Юни поддавалось. Она была жительницей своего острова, дочкой своих родителей, вынужденная вести балийский уклад жизни, вызывавший у нее раздражение, и мириться с непримиримыми для нее особенностями этого уклада, стоило заговорить о которых, как Юни менялась в лице и начинала ругаться и жаловаться.
Бракосочетание по-балийски было одной из болевых точек. Юни с ходу занимала оборонительную позицию, брала в руки первую попавшуюся вещь потяжелее или поострее и начинала возмущаться:
- Они называют это свадьбой? Я, конечно, не против. Только вранье все это. Женит священник, женщина получает на руки ребенка, а мужчина уезжает и женится во второй раз. Нет, раз начали говорить, давай у Ма спросим. Ма! Мужчина может после свадьбы жениться во второй раз.
Ма что-то ответила.
- Вот видишь? Они едут на Яву, находят себе вторую жену, которая о первой даже не подозревают. Делают ей ребенка и опять сматываются. Священники этому потворствуют. Вполне могут во второй раз поженить, даже зная, что товарищ не разведенный. Лишь бы деньги платили. Разве это не вранье? А, Даша? И после этого мой брат будет обвинять меня за развод с Джимом? Говорить, раз поженились, надо быть вместе до конца? Даша! Женщина на Бали существо настолько бесправное, ты даже представить себе не можешь.
Дашка поинтересовалась, почему женщина не может найти себе второго мужа при живом, но бросившем ее первом.
- Да потому что ее все осуждать будут. Разговаривать с ней не будут. Работы она не найдет, у нас чтобы на работу устроится, нужно связи иметь. Какие у нее связи, если она никто. Из банжара ее выпишут.
- Откуда?
- Из банжара. Ой, Даша, это отдельная история.
Banjar – организационная структура, коммьюнити, которое включает в себя 200-300 семей. Если провести грубый аналог – что-то вроде нашего колхоза. Руководит банжаром комитет, в него входят главы семей, традиционно это старший мужчина, когда он умирает, его место занимает старший сын. Дочери входят в банжар своего отца, а когда выходят замуж, следуют за мужем и входят в его банжар. Банжар совмещает функции паспортного стола, высшего разрешительного органа, религиозного центра и организатора того, без чего жизнь балийца может закончиться страшным кошмаром. Нужен какой документ – в банжар. Хочешь открыть кафе или магазин – в банжар. Церемония на полную луну или новоселье соседа – банжар решает, кто участвовать будет. Умер – только от твоей работы на благо банжара будет зависеть, похоронят ли тебя согласно традиции или бросят на улице, не кремировав, и станешь ты после смерти злым духом, вечным скитальцем, не нашедшим успокоения. Последнее для любого балийца страшнее чем в ад попасть. Банжар решает, где хоронить, как хоронить, хоронить ли вообще или оставить в назидание отлынивающим от колхозного труда. От каждого по способности, но строго по обязаловке. Тогда каждому по потребности, чтобы число злых духов на Бали не росло, а сокращалось.
- Я уже думала, - сказала Юни. – Что чего я заморачиваюсь? Пусть моя семья решает, что с моим телом делать, когда я помру. Я пока в отцовском банжаре, поскольку считаюсь незамужней. Иначе пришлось бы выписаться, а какой банжар у Джима? Джессику только пришлось записать как дочь моего брата. Быть рожденной вне брака плохо.
- Как насчет развестись? – спросила Дашка. – Или жениться по-настоящему, расписаться в вашем местном загсе?
- Вот мы с Джимом и развелись. Для развода священник не нужен. Договариваетесь мирно и расходитесь. Но то мы с Джимом, а то другие женщины. Дуры религиозные. Они себя считают замужними и вынуждены перебиваться кое-как, кормя себя и ребенка.
Официально расписываться было непопулярно. Деньги нужно было платить, и мужчину уговаривать. Джим в январе пошутил, что балийская замужняя женщина рожает на сроке в шесть месяцев. В том плане, что первые три месяца беременности уходят на то, чтобы заставить мужчину признать ее женой, а себя отцом.
- Мужчины местные, - сказал Джим, - работать не хотят, делать ничего не хотят, секс и развлечься вот все их удовольствие. Один погорел недавно. Не надо было жениться на красивой. Поделом ему, дураку несчастному. Друг на его жену глаз положил, купил наркотик и закопал у них в саду. И доложил, куда следует. Приехала группа захвата – а с наркотиками здесь строго – выкопала сюрприз, приняла мужа с наличным и отправила в тюрьму. Друг потом на его жене женился.
Джим не упускал возможности пройтись по местным нравам и затеять склоку. Участившиеся склоки грозили перерасти в гражданскую войну. Зайдя издалека, Джим начинал ругаться с Юни, дочка была вынуждена выбрать одну из сторон, Бица выступал глушителем и громоотводом. Последний скандал разразился из-за громадной величины золотого кулона, в краже которого Джим обвинил Юнину массажистку. Ор стоял такой, что Дашке пришлось на два часа уйти. Джим утверждал, что на пятнадцать минут заснул, тут массажистка кулон и сперла. Массажистка плевалась и утверждала, что это клевета. Джим пригласил полицию и заставил массажистку раздеться догола для обыска. Юни не знала, что делать, даже Бица притих и предпочел в отмолчаться чтобы не оказаться в ситуации мужа, погоревшего из-за красотки-жены.
- Юни, - сказала Дашка. – Что ты ожидала? Раньше Джим был главным, хозяином. Теперь главный Бица. Вот Джим и ревнует. Вы зачем вместе-то живете?
- Джим сам настоял. Из-за Джессики. Ты, Даша, права. Мне и раньше это говорили. Но я не верила. Что Джим ревнует. Он мне отношения со столькими людьми испортил. Думаешь, эта бедная женщина первая? Представляешь, заставил ее раздеться. Какое унижение. Но кто нас, женщин, спрашивает, - опять принялась Юни за свое. – У женщины здесь нет никаких – подумай только – никаких прав. Если бы Джим был местным, Джессика фиг бы какое наследство получила. Все забирает старший брат. Или любой сын в семье. Если сына нет, имущество переходит к родственнику мужского пола по мужской линии. Но нам удалось все утроить так, что если с нами что случится, Джессика будет единственной наследницей, т.е. не наследницей, а она уже владеет всем, что ты здесь видишь. Ей в Америку надо ехать из дыры этой, а она не хочет. Нравится ей здесь, понимаете ли. Я поражаюсь, как ты путешествуешь. Ты ничего не боишься. Я страшная трусиха. Джессика ничего не боится. Я ей говорю, поезжай в Штаты, у тебя там брат двоюродный на MTV работает, станешь диктором. Она отказывается.
Потому что не боится ничего у себя дома. Дома Джессика красива, богата и уверена в себе. В Штатах у родственников Джима она «одна из». Дома маму можно поучать как жить. Чтобы поучать других в Штатах хорошо бы там для начала родиться. И не в доме, из окон которого не виден горизонт.
- Юни, надо развивать девочку. Чего вы с Бицей не ездите никуда? Ты про Ломбок говорила, но и на Бали много чего интересного.
Молодой муж вчера расспрашивал Дашку про остров Сулавеси. Юни сделала вид, что разговор ее не касается. Но ходила кругами и прислушивалась. Бдила, чтобы разговор в другую сторону не ушел.
- Да мы ленивые. Отдохнуть хотим, - ответила Юни. Что в переводе означало «да не хочу я никуда ехать, от соотечественников неизвестно, чего ожидать. Десять лет назад коммунистов резали, так отец мой, высокопоставленный партийный деятель, еле спасся. А если опять резня неугодных? Куда я спрячусь с иностранным-то мужем? Не в банжар же бежать».
– Я встаю каждый день в пять утра, - вместо этого сказала Юни, - Джессику в школу отвожу. Это утомительно. Но я не против. Это рада это для нее делать. Знаешь, Бица Джессику так любит. Она как дочка для него. Мы решили, что если появятся еще дети – ок. Не появятся – тоже ок.
- Но, - добавила Юни. – я тебе еще не все рассказала. Ты представляешь, Даша, я в Европу ездила недавно. По всем европейским странам. Ну, по трем. Мне там так понравилось. Прямо почувствовала, что мое. Прямо жить там хочу. Я тебе так завидую! Ты уже пол-Индонезии объездила. А я нигде не была. Вот приедет Бица, мы на Ломбок поедем. На машине.
Новая машина соответствовала Юниному статусу. Огромный темно-бордовый внепаркетник проезжал по узкому переулку, разве что не царапая стены боковыми зеркалами. Чтобы припарковаться под крышей рядом с входом, надо было звать кого-нибудь на помощь.
Картина, корзина, вот теперь машина. Юнина территория была похожа на склад когда-то нужных, но давно состарившихся вещей. В комнате рядом с Дашкиной на грязной двухярусной кровати лежали давно отслужившие свое дорожные сумки, мотоциклетные шлемы, поношенные тапочки и разрозненные кроссовки, упаковочная бумага, палатка в зеленом чехле, рваные шторы, нерваные шторы, два велосипедных колеса и несколько небольших свертков с неизвестно чем. Джессика от мамы не отставала. В двухэтажном замке маленькой девочки шкафы были забиты бумажными пакетами из дорогих магазинов, старыми платьями и поношенной обувью. На письменном столе в пластиковых стаканчиках пылились высохшие ручки, обгрызенные карандаши и линейки с покемонами. Стол под зеркало и иные поверхности, используемые как столы или стеллажи, были заставлены пузырьками косметических препаратов, завалены старыми альбомами и тетрадками, захламлены растянутыми резинками для волос и сломанными заколками, усеяны трупиками пыльных игрушек и покрыты темно-серой сеткой паутины. Поверх всего хранились картонные коробки от телевизоров. В Дашкиной комнате телевизор был сломан, а во всех остальных, включая комнату служанок, телевизор работал не частью интерьера, но средством проведения времени вечером.
- Не поехать ли и мне покататься? – подумала Дашка.
На Бали можно было нанять машину с водителем за смешные деньги и за день объехать половину острова.
- Посмотрю на пещеру с летучими мышами, потом в Тенганан – деревню bali-aga , а обратно через центр. Развеюсь, не все же время в гадюшнике сидеть безвылазно.
В восемь утра у дворцовых ворот, то бишь у входа на китайско-балийскую территорию, Дашку ожидал вороной конь – серебристая Тойота размером с небольшой бронепоезд. Круглолицый водитель услужливо открыл дверцу и почесался.
- Доброе утро, - сказал он. – Поехали? Как вас зовут? Меня зовут Вайян.
Имя Вайян говорило о том, что мужчина был первым ребенком в семье. Согласно балийской традиции имена детям давали по очередности рождения. Первым – Wayan, Patu, Gede или Iluh. Вторым – Made, Kadek, Nenga. Третьим – Nyoman, Koman, четвертым Ketut. Дальше очередность повторялась. Чтобы отличить мальчика от девочки до имени ставили приставку I – для мальчиков и Ni – для девочек. Юни звали Ни Кадек, в семье она была шестая. Джессику – Ни Путу. Каждого второго водителя на Бали звали Вайан либо Маде. Ньоманов было меньше. Кетутов Дашка не встречала ни разу.
- Мы сначала в пещеру с мышами, потом в Тенганан, - распорядилась Дашка. – Время останется, подъедем поближе к вулкану. Не останется, я на него со смотровой площадки полюбуюсь.
- Как скажете, - согласился водитель. – Наше дело подневольное. Клиент заказал пещеры, значит, поедем в пещеры. Это хорошо, что вы интересуетесь балийской культурой. Я потомственный балиец, у меня от деда осталась старая книга. Веды называется. Давайте только до пещеры доберемся сначала, пока туристов не навезли. Я вам потом про книгу расскажу.
Напротив пещеры продавали прохладительные напитки и сдавали в аренду саронги – чтобы одеться правильно и не обидеть чувств верующих, уже собравшихся для проведения церемонии. Они сидели в позе лотоса на земле, между ними ходил священник и орошал головы водой, используя для этого небольшую метелочку. Верующие ловили капли воды и растирали их по макушке и лбу. Когда орошение было закончено, все соединили ладони в намасте, закрыли глаза и замолчали.
Из пещеры тянуло сыростью, вход в нее был перекрыт, но внутрь и не хотелось. Ни сталактитов, ни сталагмитов – с каждого выступа, цепко держась двумя когтистыми лапами, свисало волосатое тело с серо-коричневой мышиной головой. Обняв себя крыльями как одеялом, летучие мыши спали, беспокойно ворочаясь, попискивая и подергиваясь. Подойдешь ближе, спугнешь и окажешься посередине водоворота из зубов, когтей и крыльев. Святое место; нарушишь покой и от божьей кары никуда не денешься.
- Поехали, - сказала Дашка, вернувшись в машину. – Чего вы там говорили про книгу?
- Мне от деда досталась старая книга. На санскрите. Дед лекарем был. – Водитель сделал страшные глаза, чтобы Дашка поняла всю серьезность сказанного. – Понимаете, ле-ка-рем.
- И меня научил. Я великий черный маг, - провыл водитель замогильным голосом и сверкнул глазами.
- Ой, бля! – Дашка уже видела такие глаза, от не нечего делать записавшись в Москве на семинар по тантрической йоге.
- Семья у тебя есть? – спросила главная по семинару. – А дети?
- Тогда приходи к нам и дальше на занятия, не пожалеешь, – пропела она, сверкнув глазами зазывно и многообещающе.
В сказках от такого взгляда принцессы падали в обморок, и злые ведьмы уносили их в тридевятое царство, затачивали в башню и всячески измывались. Пока не появлялся случайно забредший туда принц, падкий до принцесс любой степени привлекательности, и не забирал сокровище с собой, предварительно поцеловав ее зеленые лягушачьи губы.
- Ты йогой когда-нибудь занималась? – как будто подслушав, спросил водитель. – Мне кажется, у тебя есть способности к магии. Я группу собираю каждую неделю, помедитировать. Приходи к нам, я могу многому тебя научить.
Водитель сверкнул глазами еще раз, пытаясь заронить зерно приглашения как можно глубже.
Дашка недовольно вздохнула и отвернулась.
На Бали Дашке не нравилось. Тяжелый остров оттенков желтого. В цветотерапии желтый используется как мощный антидепрессант, но на Бали этот цвет давил, как будто незримо был растворен в воздухе, окутывал тебя и заставлял делать не то, что ты хочешь, а то, что считалось правильным. Желто-коричневые блики молитвенных храмов напоминали о почитании богов и духов. Соломенные узоры украшений к религиозным праздникам ежедневно создавали женщины с желтоватыми лицами. Высохшие стебли зеленой растительности тосковали вечером в пыли бесцветно-золотого солнца над грязно-песочным пляжем.
- Чего народ едет на Бали? – подумала Дашка. – По привычке? «Недельный тур по системе все включено»? Мой сосед был на Бали, чем я хуже? Чего здесь хорошего? Приехал, побыл недельку в загончике для туристов в Куте, поплескался в море промеж двух канализационных стоков, отведал псевдоделикатесов в исполнении балийских псевдоповаров, съездил на организованную экскурсию по рисовым полям, посетил на восходе храм Тахан Лот, а на закате мужской танец кечак. Накупил сувенирной дряни. И вернулся домой.
Бали рекламируется турагентствами как место райского отдыха и уникальной балийской культуры. Что касается культуры, она основана на местной религии – балийский индуизм с суровой примесью анимизма. Балийцы твердо верят, что весь остров населен духами, добрые живут в горах, а в море, лесах и на пустынных пляжах – страшные гигантские демоны, которые, если их не ублажать, разозлятся и отомстят. В разговоре взрослый мужчина может убежденно заявить, что духи живут везде, все их боятся, но только не он – не потому что он храбрый, а потому что он знает, что им нужно. Черных магов балийцы боятся еще больше. Маги – оборотни, они превращаются в страшных животных и с помощью колдовства могут любого грохнуть на расстоянии. Стоит только заказать. Звучит упрощенно, но к чему может привести представление об окружающем мире как страшном? Одно из средств спасения - постоянно что-то делать, чтобы о страшном не думать.
Складывается впечатление, что именно поэтому балийцы, в то время когда они не участвуют в религиозных ритуалах - а участвуют они в них на обязательной основе, регулярно, некоторые каждый день, здесь это как общественно-полезный труд - ежеминутно пытаются себя занять хоть чем-то. Туристами, например. Они будут вокруг вас суетиться, доведут самых нестойких до нервного истощения, а затем предложат съездить в Убуд и почистить ауру у самого крутого мага, к которому запись за месяц. Один турист, мол, приехал нервный такой, так ему ауру почистили, и стал он совсем другим человеком и остался на Бали навсегда.
И это еще не все поводы для озверения. На пляже каждые пять минут неряшливо одетые женщины предлагают массаж. На улице торговцы достанут бесконечным «шоппинг, босс, чип прайс», а то и за руки будут хватать, если вы выглядите согласно их представлению о безотказном толстосуме с кучей денег. В ресторанах вы обнаружите, что к счету приплюсовали процентов двадцать непонятного налога. В «официальных туристических информационных центрах», не успеете вы одуматься, как окажетесь подписанными на несколько дублирующих друг друга экскурсий, оплатив при этом комиссию агента.
Неделю такое можно выдержать. Больше недели? Только если вас на Бали бизнес привел или курс выживания в экстремальной для психики ситуации. Если вы турист, то познакомьтесь с Бали и… выберите себе любой другой остров. Бали – это не Индонезия, а Индонезия – это не Бали. На Бали вернетесь, походите по магазинам и поедете домой гордыми и счастливыми.